– Мел, – говорит она тихо.

– Что?

Я толком не слушаю ее, поскольку лихорадочно шарю взглядом по сторонам. Страх обострил мое зрение до предела.

– Это грязный мел, – уточняет Эмми, поднося его ко мне поближе.

– Он, наверное, застрял в ее подошве, – говорю я. И тут меня осеняет мысль. – Он из школы, – продолжаю я горячо. – Там, на полу в классных комнатах, лежит раздавленный мел.

– По-твоему, это…

Я перебиваю Эмми.

– Если мы вчера слышали в эфире Туне, – говорю я, – то ей требовалось вернуться в школу. Она же потеряла там свою рацию, когда провалилась сквозь лестницу.

Окидываю взглядом Сильверщерн. Отсюда он выглядит почти как самый обычный город в пору весеннего цветения. Но если присмотреться…

– Ведь именно там она получила травму, – продолжаю я. – И там нашли ее мать. Нет ничего странного в том, что она направилась туда.

– О чем речь?

Макс еще не вышел на лестницу; он по-прежнему наполовину стоит в тени.

– Здесь была Туне, – отвечаю я. – Ночью. Я думаю, она в здании школы.

– Нам неизвестно, что это была Туне, – возражает Эмми. – Следы вполне мог оставить кто-то из нас. Они с таким же успехом подходят и твоей обуви, Алис.

– А мел? – спрашиваю я. Сама слышу, сколь эмоционально это звучит.

– Мы не знаем, по-прежнему ли она в школе, даже если мел остался от нее, Алис, – отвечает Эмми.

– Но это лучшая зацепка, какая у нас есть, – не сдаюсь я. Смотрю на других. – Мы должны проверить, по крайней мере.

– Это ничего не меняет, – возражает Эмми. – Я понимаю твои чувства, но это не играет никакой роли. Мы уже проголосовали, и нам безопаснее оставаться здесь.

Смотрю на наших мужчин. Роберт поджал губы. Макс избегает моего взгляда.

Она права. Все они правы. Я ощущаю это на себе – и меня тоже тяготит страх, сжимает сердце своей стальной рукой… Я с огромным удовольствием осталась бы, уступила их разумным доводам. Сама пересмотрела массу фильмов и прекрасно представляю, что происходит с тем, кто покидает безопасное убежище и прется в темный лес или населенный призраками дом. Или заброшенную школу…

Однако, что бы они ни говорили, меня не отпускает чувство вины. Мне невыносимо знать, что близкий человек находится совсем рядом, в полном одиночестве, напуганный до смерти; бездействовать, когда он нуждается в моей помощи.

– Тогда пойду одна, – говорю я.

Солнце колет мне глаза. Я поворачиваюсь и шагаю мимо Макса назад, в церковь.

Моим глазам требуется несколько секунд на привыкание к церковному полумраку, и за это время я успеваю удариться бедром об одну из скамей. Грубо выругавшись, что на самом деле для меня нехарактерно, продолжаю путь. Там, внутри, тепло, неподвижный воздух уже прогрелся от солнечных лучей, пробивающихся внутрь сквозь растрескавшиеся стекла. Я закрываю дверь за собой, сажусь на один из стульев и закрываю лицо руками. Пытаюсь дышать медленно и глубоко. Вдох и выдох.

Справлюсь ли я?

Я должна. Пусть и нахожусь не в лучшей форме, испытывая постоянный стресс. Тот звук из рации постоянно отдается эхом в моей голове. Нечеловеческий, ни на что не похожий вопль.

Скорее всего, его издала Туне, кому же еще… И она же находилась в автомобиле. Если там действительно кто-то был… Да, голос вроде бы другой, но он вполне мог принадлежать ей. А что? Ведь Туне, которую я знаю, пожалуй, имеет мало общего с той Туне, которая прячется сейчас где-то в городе…

Но в конечном итоге это не играет никакой роли. Мне надо идти туда. Если есть хоть один шанс, что она там, я просто обязана найти ее.

Когда открывается дверь, я тихо спрашиваю:

– Ты хочешь составить мне компанию?

Я ожидаю услышать голос Макса. Думаю, что он скажет «нет». Не получив никакого ответа, поднимаю взгляд.

Эмми уже успела закрыть дверь за собой. Она смотрит в окно, в направлении кладбища. Солнце, подобно опытному визажисту, затушевывает своими лучами следы усталости, грязи и возрастных изменений на ее лице.

– Ты не сможешь помешать мне пойти туда, – говорю я ей, хотя сама где-то в глубине души надеюсь, что она сумеет сделать это.

– Да нет, – отвечает Эмми. – Я, конечно, смогла бы. Если б попыталась.

Ее самоуверенность сильно задевает меня; страх отступает на второй план, его место занимает злость.

– У меня не укладывается в голове, как ты можешь оставаться сейчас здесь, внутри, – говорю я ей. – Если б ты не уехала, этого не случилось бы, ты же понимаешь? Если б ты находилась здесь, как якобы намеревалась, Туне никогда… никогда…

– Я знаю, – перебивает меня Эмми резко. – О’кей. Я знаю. Знаю.

От удивления я не могу произнести ни слова.

– Ты ведешь себя так, словно одна из всех нас волнуешься за Туне, – продолжает она, лишь сейчас переводя взгляд в мою сторону; ее глаза мерцают зелеными огоньками. – Как будто ты единственная здесь, у кого есть чувство ответственности и обеспокоенности. Неужели трудно понять, как это обидно для остальных? – Разводит руки в стороны. – Все хотят быть героями, Алис! Все хотят мчаться куда-то и спасать всех и вся, но это не кино! Не одна из сказок твоей бабушки! Да, сейчас мы в Сильверщерне, но это вовсе не означает, что нам известно, чем закончится эта история. Туне взорвала наши машины. Если верить тебе, у нее нет склонности к насилию, но она больна. Я готова согласиться, что она не контролирует свои поступки, но ты понятия не имеешь, на что она способна в таком состоянии! Как, по-твоему, все произойдет? Ты поговоришь с ней ласковым голосом, обратишься к тому доброму началу, которое осталось в ней, – и психоз, как по мановению волшебной палочки, пройдет и она снова станет здоровой? Так не бывает!

Эмми машинально проводит пальцами по волосам. Я встаю со стула и открываю рот, собираясь ответить, но она успевает раньше меня.

– Я пытаюсь оставаться прагматичной, Алис. Стараюсь быть взрослой. Кому-то ведь надо быть такой, да? Жить в реальности, а не в мире иллюзий.

– Да, – выдавливаю я из себя вместе со всем ядом, накопившимся за семь лет, прошедших со времени нашей размолвки. – Прагматичной и взрослой. Ты же всегда такая? Не стоит ни за кого бороться. Напрягаться. Пытаться спасать других. Лучше сдаться и просто идти своей дорогой.

Эмми таращится на меня.

– О чем ты, черт побери, говоришь?

– Я знала, что поступаю неправильно, – цежу я, устало смеясь над собой. – Сама во всем виновата и понимаю это. Знала ведь, какая ты. И все равно попросила тебя участвовать в проекте. Я боялась, что ты будешь работать спустя рукава – в моем понимании ничего хуже и быть не могло. Я в курсе, что тебе наплевать на мой фильм, и это я могла стерпеть. Но когда ты пытаешься заставить нас бросить…